Выражение «А был ли мальчик?» означает сомнение в самом факте события или существования чего-либо, особенно если вокруг него возникло много разговоров, расследований, эмоций — но при этом нет точных доказательств, или всё оказывается выдуманным, преувеличенным или надуманным.
Происхождение:
Это выражение вошло в обиход из романа Максима Горького «Жизнь Клима Самгина». В одной из сцен старик-профессор, услышав эмоциональный рассказ о несчастном мальчике-сироте, спрашивает:
«А был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было никакого?»
Смысл: герой выражает скепсис и усталость от разговоров, в которых под видом правды продвигается что-то недоказуемое или сомнительное.
А был ли памятник?
На презентации, организованной Примэрией Кишинёва, разработчики историко-архитектурного опорного плана вновь представили список объектов национального и местного значения — более тысячи наименований. Вновь подчеркнуто, что эта масса зданий якобы составляет ткань исторического центра Кишинёва — объекта национального значения, границы которого были утверждены в начале 1990-х годов решением парламента. Однако возникает закономерный вопрос, созвучный известной фразе из романа Горького:
А был ли памятник?
Или перефразируя: а был ли исторический центр — в том виде, в каком его определяют сегодня?
Не умаляя профессионализма разработчиков и привлечённых специалистов, в том числе из Румынии, важно задать содержательный вопрос:
соответствует ли эта территория современным международным критериям историко-культурной ценности, как они трактуются ИКОМОС и ЮНЕСКО?
Потери, несовместимые с понятием «исторический центр»
 |
Мой город Кишинев
Даже без глубоких исследований очевидно, что территория, объявленная в 1990-е «историческим центром Кишинёва», к тому моменту уже утратила львиную долю своей исторической и архитектурной подлинности:
В 1941–1944 гг. центр города был практически стёрт:
разрушены здания комплекса Митрополии;
уничтожена архитектурная рамка Центральной площади — Епархиальный дом, здания Консистории, памятник Александру II и др.;
полностью исчезла дореволюционная застройка проспекта;
Городской сад (ныне парк Пушкина) был кардинально перепланирован после войны — утрачены исторические дорожки, ограда, фонари, павильоны и смысловая структура, связанная с дореволюционной культурой.
В 1950–1960-х гг. были окончательно ликвидированы:
Старый собор и Старый базар — ядро планировки XIX века;
Лютеранская кирха и колокольня;
лютеранское, старообрядческое, молоканское и немецкое военные кладбища;
все торговые павильоны Нового базара.
Все исторические церкви, включая кафедральный Собор, которые некогда формировали силуэт Кишинёва, утратили доминирующее значение в городской панораме. Сегодня они затеряны среди современных многоэтажек и административных зданий, визуально вытеснены и почти не воспринимаются как символы или ориентиры городского центра.
Нарушение критериев ЮНЕСКО и ИКОМОС
По определению ЮНЕСКО и ИКОМОС, объект культурного наследия должен обладать аутентичностью и целостностью — как в архитектурном, так и в планировочном, социальном, культурном измерении. На сегодняшний день исторический центр Кишинёва:
не обладает архитектурной целостностью;
не демонстрирует единый исторический образ;
не несёт ясной памяти о ключевых событиях, институтах, культурных слоях (в том числе религиозных и этнических), ранее присутствовавших здесь;
не был исследован полноценно с точки зрения стратиграфии, археологии и памяти (например, место бывшего лютеранского кладбища и часовни на месте «Гаудеамуса» — до сих пор не признано зоной охраны).
Нужен новый подход
Задаваясь вопросом «а был ли памятник», мы не отрицаем наличие ценных зданий, подлинных фрагментов или пространств с символическим значением. Но это не тождественно признанию всей территории центром национального значения.
Вместо охранного списка как бюрократического инструмента нам нужен осмысленный, стратифицированный, международно признанный подход, который включает:
уточнение зон охраны — на основе подлинности и культурного значения;
признание утрат — не как слабости, а как основа для переосмысления;
развитие городской памяти — через музеефикацию, реконструкции и диалог с сообществом;
гибридные охранные режимы — где сохраняются не только здания, но и культурные практики, уличная жизнь, ритуалы, слои памяти.
А был ли памятник? — Часть вторая: Подмена подлинности
Если говорить не о территории в целом, а о самих объектах, заявленных в реестрах как памятники, то и здесь возникает необходимость поставить вопрос ребром:
а что именно мы охраняем?
Ведь во многих случаях — это не столько исторические памятники, сколько новодельные копии с декоративной функцией.
Начнём с церквей, в том числе кафедрального Собора, восстановленного после десятилетий советского использования. Вплоть до 1990-х годов:
Собор и другие культовые здания использовались как склады, выставочные залы, мастерские, дегустационные залы;
В результате — утрачены все оригинальные росписи, иконостасы, иконы, утварь;
Все эти элементы сегодня — новоделы, выполненные в последние десятилетия;
Даже материалы, из которых воссоздавались двери, окна, кровля, а иногда и стены — современные и часто несоответствующие оригиналу;
Например, на Чуфлинской церкви позолота куполов появилась буквально в последние годы — это элемент реставрационного символизма, но не истории.
Или возьмём здание Примэрии:
После войны от него остались только внешние стены — и то не полностью;
На довоенных и современных фото видно, как изменился силуэт центральной части;
Сегодня все окна и двери — новодел, часть из них — пластиковые;
Балконы местами остеклены белым пластиковым витражом — что прямо противоречит статусу объекта культурного наследия.
Городской банк, ныне — Органный зал:
Деревянные элементы (столярка) полностью заменены;
Медь и другие отделочные материалы — новые;
Внутренние интерьеры: планировка, материалы, оформление — не имеют отношения к историческому облику здания.
То же самое можно сказать про Гимназию Дадиани, сегодня — Национальный художественный музей:
Здание внешне восстановлено хорошо, но и фасад, и интерьеры — в значительной мере новые;
Историческая субстанция утрачена, а значит, и автентичность — под вопросом.
Парадокс охраны «памятников»
Все вышеуказанные здания хорошо отремонтированы, ухожены, и играют важную роль в культурной жизни города. Но они уже не являются памятниками в смысле, в каком это трактуется международными стандартами:
Подлинность (authenticity): утеряна в большинстве конструктивных и декоративных элементов;
Целостность (integrity): нарушена не только физически, но и смыслово;
Материальность: замещена современными заменителями — даже в ключевых частях зданий.
Вывод:
Таким образом, значительная часть реестра — это архитектурные реконструкции или стилизации, а не подлинные памятники. Продолжая расширять охранные списки без переоценки подлинности объектов, мы рискуем окончательно подменить историческую память декоративной оболочкой, которая не обладает ни культурной, ни правовой, ни эмоциональной силой настоящего наследия.
А что же вы предлагаете?
После всего вышесказанного закономерно прозвучит вопрос:
а что же вы предлагаете?
К сожалению, авторы представленного историко-архитектурного опорного плана, по всей видимости, не задали себе этот вопрос. Или, задав, не позволили себе на него честно ответить. Вместо осмысления реальности, они, нисколько не сомневаясь, продолжили движение в ошибочном направлении.
Это — путь в никуда.
В градостроительстве, как и в медицине, действует железное правило:
если неверно поставлен диагноз — никакие усилия не дадут правильного результата.
Можно мобилизовать сотни экспертов, провести десятки совещаний и презентаций, использовать новейшие технологии, но если изначальная постановка задачи ошибочна — результат будет ошибочным тоже.
Парадокс как точка отсчёта
Но именно здесь, в этом кажущемся тупике, открывается реальный путь вперёд.
И заключается он в том, чтобы превратить слабость в силу, утрату — в основу для идентичности, разрушения — в часть культурного кода.
Кишинёв — город постоянного воскрешения.
Город, который всегда разрушался и всегда строился заново.
Его никогда не восстанавливали «как было», как в случае с Варшавой;
Не оставляли руины как в Ковентри или Хиросиме;
Здесь никогда не шли по пути музеефикации руин, но всегда — по пути новой жизни;
Он восстанавливался не в форме, а в функции, сохраняя значение, назначение, дух, но не оболочку.
Это и есть настоящий genius loci Кишинёва:
Город-Феникс, город постоянного перерождения.
Новый вектор: от охраны объектов — к охране духа места
Из этого вытекает конкретное предложение:
📌 перейти от фиктивной охраны недостоверных “памятников” к охране пространств, их духа, смысла, сценариев.
А это означает:
Изменить статус исторического центра, отказаться от фикции "памятник национального значения" в отношении всей территории, поскольку:
такое понятие отсутствует в законодательстве;
оно не соответствует критериям подлинности и целостности.
Вместо этого:
признать исторический центр зоной особого регулирования, где охраняются память, уличные структуры, культурные сценарии, пространственные взаимосвязи;
применить гибридный режим регулирования: там, где сохранилось здание — охранять его; там, где утеряна материя — музефицировать след, визуализировать память, внедрять новые архитектурные формы с уважением к контексту;
создать стратиграфическую карту памяти — с указанием утраченных объектов, пространств, кладбищ, культовых зданий, рынков, и показать, как город жил, горел, исчезал и вновь восставал.
Разработать новую модель охраны, основанную на:
охране ценностных территорий, а не точечных объектов;
применении инструментов ИКОМОС и ЮНЕСКО, таких как Historic Urban Landscape;
участии жителей — через культурную карту города, коллективную память, образовательные и публичные программы.
Иначе говоря:
Не надо пытаться выдать новоделы за подлинники. Надо признать честно — и построить на этом свою идентичность.
История Кишинёва — это не история сохранённого ансамбля, а история всегда живого организма, который раз за разом поднимается из руин.
И именно это должно стать основой для новой политики охраны наследия.
Город как многослойный организм
Мы должны наконец перестать рассматривать город как набор отдельных объектов. Кишинёв — это многослойный организм, как в археологии, где каждый слой — это след эпохи, памяти, формы жизни.
Надземные фрагменты — здания, улицы, памятники — это верхний слой;
Подземный уровень — фундаменты утраченных храмов, следы кладбищ, фрагменты мощений, подвалы, катакомбы, старые инженерные сети — это не менее важная часть исторического тела города;
Именно под землёй сохранились ключи к пониманию планировочной и культурной логики прежнего города — и без их учёта невозможна подлинная реконструкция духа места;
Например, остановка строительства и планирование мемориального сквера на месте бывшего лютеранского кладбища и часовни — это важный шаг в сторону уважения к подземному слою.
Таким образом, Кишинёв следует понимать и охранять не как ансамбль фасадов, а как стратиграфический, живой организм, в котором каждый слой — от подземного до современного — важен и достоин внимания.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий