Гуманистический поворот в градостроительстве: от мировых идей к советской интерпретации и применению в Кишинёве
.png)
I. Переведённые идеи: мировая гуманистическая урбанистика
Как иностранные книги попадали в СССР и издавались под редакцией Иконникова и в переводе Глазычева
В условиях советской изоляции переводы гуманистических и архитектурных работ западных авторов были возможны благодаря многоступенчатой системе отбора и адаптации. Ключевыми фигурами в этом процессе становились признанные советские теоретики, такие как Владимир Иконников и Вячеслав Глазычев.
Инициатива часто исходила от академических институтов (например, Института истории и теории архитектуры), где Иконников мог курировать серию переводов. Западная книга попадала в спецхран или в обменный фонд и изучалась на предмет пригодности к публикации.
Глазычев, как переводчик и культурный интерпретатор, не просто переводил, а адаптировал текст под советский читательский контекст, устраняя потенциально «идеологически опасные» фрагменты, усиливая акценты на гуманистической и социальной составляющей.
Иконников, в роли научного редактора, писал предисловие, оформлял примечания и обеспечивал цензурную совместимость текста. Таким образом, перевод становился одновременно окном в западную гуманистическую мысль и формой культурной трансформации.
Книга могла выйти не как отдельное издание, а как часть сборника или академической серии, что облегчало её утверждение. Эти переводы становились важным интеллектуальным ресурсом для советских архитекторов и градостроителей, стремящихся к альтернативе догматическому функционализму.
1. Льюис Манфорд: "Город в истории" (1961)
Льюис Манфорд (1895–1990), американский философ, историк и урбанист, в книге "Город в истории" предложил уникальное понимание города как органической части культурной эволюции человечества. Его подход подчёркивает, что город — это не только техническая структура, но прежде всего форма цивилизационного выражения, где пересекаются миф, ритуал, техника и символика.
Манфорд рассматривает историю городов как борьбу между двумя архетипами:
Некрополем — городом власти, подавления и технологического гиперконтроля;
Праксиополисом — городом живого взаимодействия, творчества и культурной свободы.
Он предупреждает, что если забыть о гуманистической миссии города, он может превратиться в машину подавления, теряя свою душу.
Ключевые идеи Манфорда стали фундаментом для многих гуманистических критиков функционализма — он первым связал архитектуру с социальной и культурной динамикой и настоял на рассмотрении города как выражения целостного человеческого опыта.
Город — это зеркало цивилизации, а не просто инфраструктура.
Идея о городе как форме культурной эволюции, включающей ритуал, миф и технологию.
Город должен быть местом общения, творчества и роста, а не эксплуатации.
2. Джейн Джейкобс: "Жизнь и смерть больших американских городов" (1961)
Джейн Джейкобс (1916–2006), американская журналистка, активистка и урбанист, выступила с резкой критикой доминирующего модернистского функционализма в градостроительстве. В своей влиятельной книге она выступила за переосмысление того, как живут и функционируют настоящие городские кварталы.
Главная мысль Джейкобс — городская жизнь не возникает благодаря зонированию и крупным проектам, а через естественную уличную активность, многофункциональность, разнообразие застройки и плотность взаимодействий. Улица должна быть не транзитным коридором, а пространством наблюдения, общения и безопасности.
Она подчеркивала важность «глаз на улице» — идею, согласно которой активное присутствие жителей и малых бизнесов делает город более безопасным и живым.
Ключевые идеи:
Критика крупномасштабных реконструкций и разрушения старых кварталов;
Поддержка кварталов с исторической застройкой, смешанными функциями и плотным взаимодействием;
Город как живой организм, состоящий из множества непредсказуемых, но поддерживающих друг друга процессов.
Критика функционализма и разделения функций по зонам.
Защита уличной жизни, многообразия, плотности и малых блоков.
Город как система взаимных наблюдений и случайных взаимодействий.
3. Ян Гейл: "Жизнь между зданиями" (1971)
Ян Гейл (род. 1936), датский архитектор и урбанист, является одним из наиболее влиятельных теоретиков городской среды второй половины XX века. В своей книге "Жизнь между зданиями" он показал, что ключевым критерием качества города является не архитектурная форма, а качество повседневного опыта человека в публичных пространствах.
Гейл выдвигает тезис: «Сначала жизнь, затем пространство, затем здания» — то есть планирование должно начинаться не с формы, а с поведения людей. Он акцентирует внимание на тех аспектах городской среды, которые способствуют активности, взаимодействию и комфорту:
Комфорт, безопасность, человеческий масштаб;
Прозрачность фасадов, активность первых этажей, ритм улицы;
Физическая близость между людьми как основа спонтанных контактов;
Многофункциональность и возможность выбора маршрута.
Особое внимание Гейл уделяет телесному восприятию города — ощущению расстояний, ритма шагов, видимости, звуков, света. Он вводит понятие "soft edges" — мягких границ между зданием и улицей, создающих благоприятные условия для пребывания и взаимодействия.
Работы Гейла стали основой многих программ по гуманизации городской среды — от Копенгагена до Нью-Йорка. В контексте постсоветских городов, включая Кишинёв, его подход особенно ценен как метод "оживления улиц" без необходимости капитальной реконструкции.
Комфорт, видимость, доступность как основа публичного пространства.
Пространство для тела: город должен ощущаться, а не только работать.
Внимание к повседневному телесному опыту в городе.
4. Амос Раппопорт: "Дом, форма и культура"
Амос Раппопорт (род. 1929), архитектор и теоретик среды, родился в Китае, вырос в Австралии, а впоследствии преподавал в США. В своей книге "Дом, форма и культура" (1969) он предложил одну из первых целостных теорий архитектуры, укоренённой в антропологии и культуре.
В отличие от модернистов, Раппопорт рассматривает форму не как результат эстетических или технологических решений, а как итог культурных, климатических и поведенческих паттернов. Его основной тезис: чтобы понять, почему здания и пространства выглядят именно так, нужно изучать образ жизни, верования, структуру семьи, климат и традиции конкретного народа.
Ключевые идеи:
Архитектура — продолжение уклада, а не автономный акт проектирования;
Пространственная организация отражает повседневные ритуалы и социальную структуру (например, раздельность полов, иерархию поколений, коллективную или индивидуальную культуру);
Универсальные стандарты не работают — требуется локальный подход, адаптированный к контексту;
Форма — это средство, а не цель: важна функция проживания, не абстрактная композиция.
Работа Раппопорта оказала большое влияние на развитие "environmental design" и культурно чувствительных подходов в архитектуре. Его идеи крайне актуальны для городов с богатой этнокультурной тканью, таких как Кишинёв, где форма исторических кварталов напрямую связана с многообразием укладов — еврейских, армянских, молдавских, старообрядческих.
Пространство как отражение культуры и ритуала.
Против универсальных решений — за архитектуру, укоренённую в контексте.
Анализ структуры семьи, религии и климата как факторов формирования среды.
II. Советские интерпретации гуманистических подходов
Владимир Иконников
Владимир Иконников (род. 1929) — один из важнейших советских теоретиков архитектуры, автор монументального свода по всеобщей истории архитектуры. Хотя он напрямую не участвовал в практическом градостроительном проектировании, его вклад имеет ключевое значение для понимания архитектуры как выражения культуры и памяти.
Иконников критиковал догматический модернизм, настаивая на необходимости глубокого исторического и культурного прочтения архитектурного пространства.
Он заложил прочную интеллектуальную основу для переосмысления смыслов архитектуры, укореняя её в цивилизационном контексте и символике.
Особое внимание он уделял диалогу между культурами и историческими формами, избегая при этом идеализации прошлого.
Его связь с Глазычевым была косвенной, но идейно близкой: оба отвергали сведение архитектуры к функции или нормативу и рассматривали городское пространство как носитель смыслов. Если Иконников занимался картографией символических и исторических уровней архитектуры, то Глазычев стремился воплотить эти идеи на практике — через сценарии, участие и адаптивное проектирование. Таким образом, Иконников и Глазычев представляют собой две стороны одного и того же гуманистического поворота в градостроительстве: один — академический, другой — прикладной.
1. Алексей Гутнов и ОПС: "Новая градостроительная структура"
Алексей Гутнов (1936–1999), советский архитектор и теоретик, вместе с группой ОПС (Объединённая проектная служба) разработал концепцию "новой градостроительной структуры" — попытку соединить рациональность современного проектирования с многоуровневой культурной и исторической тканью города.
Они выступали против догматического функционализма, продвигая модель города как органического организма, в котором историческое ядро, повседневная жизнь и новые функции сосуществуют в диалоге. Их подход включал принципы:
Многослойности: наложение исторических, культурных, поведенческих и морфологических уровней;
Акцента на сохранении и реконструкции культурных кодов в пространственной структуре;
Связности среды: улица — не только транспортный коридор, но и носитель памяти и смысла;
Новых районов как "развёртывания" исторического города, а не его противоположности.
Концепция Гутнова и ОПС открыла путь к советским попыткам интерпретировать западные гуманистические идеи в контексте централизованного градостроительного аппарата. Она оказала влияние на дальнейшие разработки, включая концепции сценарного проектирования и культурного зонирования.
Идея многослойной структуры города, историко-культурного ядра.
Попытка соединить морфологию города с социальной тканью.
2. Павел Рябинин
Павел Рябинин, советский этнограф и градостроитель, предложил уникальный подход к проектированию городской среды, исходящий из наблюдений за реальной повседневной жизнью. В отличие от нормативных схем и типовых планов, его интересовало, как на самом деле живут люди, как они перемещаются, готовят, убирают, общаются, строят быт.
Он применял методы полевой этнографии в урбанистике — изучал типы жилищ, хозяйственных построек, уличной активности, структуру семьи и соседства, включая временные, сезонные и культурно обусловленные сценарии поведения.
Ключевые элементы подхода:
Анализ типов домохозяйств (индивидуальные, многопоколенные, матрилинейные и др.);
Учёт хозяйственной активности: где сушат бельё, где держат скот, где хранят дрова;
Фиксация циклов: суточные, недельные, сезонные (ярмарки, обряды, праздники);
Пространственная логика жизни, а не архитектурной формы.
Идеи Рябинина остаются крайне актуальными сегодня для анализа районов с исторической застройкой и в контексте работы с "живой средой", особенно там, где ещё сохраняются фрагменты традиционного городского уклада.
3. Николай Алексеев
Николай Алексеев, советский исследователь городской среды, одним из первых начал системно изучать повседневные практики и сценарии поведения в городе. Его подход исходил из представления о городе не как о совокупности зданий, а как о динамической системе действий, взаимодействий и повторяющихся паттернов, происходящих в пространстве улиц, дворов и переходов.
Алексеев анализировал, как люди используют пространство в течение суток, недели, года: где скапливаются, где замедляются, где избегают, как формируются пути и зоны активности. Он считал, что улица — это не статичная структура, а потенциально изменчивый сценарий, на который влияет погода, сезон, тип здания, социальная норма и множество других контекстов.
Ключевые идеи:
Пространство не диктует поведение, а предлагает вероятности;
Наблюдение и фиксация сценариев позволяют проектировать более живую среду;
Город как сцена, где каждый житель — актёр и одновременно соавтор сценария;
Улица как основная единица городской драматургии, требующая постоянного чтения и настройки.
Подход Алексеева близок к концепциям Яна Гейла и Джейкобс, но развивался в рамках советского контекста, включая наблюдение за практиками в условиях дефицита, типовой застройки и адаптивных решений со стороны самих жителей.
4. Лев Квинт
Лев Квинт, советский теоретик урбанистики, сформулировал концепцию территориально-бытовой ячейки (ТБЯ) — ключевой единицы анализа и проектирования среды, исходя не из функций, а из ритмов и маршрутов повседневной жизни.
В отличие от функционалистов, Квинт предлагал смотреть на город с точки зрения жизненных циклов, бытовых действий и взаимодействий, происходящих в рамках одного или нескольких соседствующих дворов и кварталов. ТБЯ — это не абстрактная единица на плане, а живая ячейка проживания, труда, общения и воспроизводства.
Ключевые параметры ТБЯ:
Шаговая связанность всех объектов первой необходимости (школа, магазин, аптека, остановка);
Циклы бытовой активности: где и как люди готовят, отдыхают, заботятся о детях и пожилых;
Сценарии маршрутов: как люди передвигаются в течение дня — от дома до транспорта, школы, магазина и обратно;
Гибкость границ и способность к внутреннему самообслуживанию.
Квинт разработал типологию ТБЯ и принципы её компоновки, а также предложил оценочные показатели пригодности среды — предшественники современных "15-минутных городов". Его идеи остаются актуальными для анализа и редизайна микрорайонов, особенно в постсоветских условиях.
5. Вячеслав Глазычев
Вячеслав Глазычев (1940–2008), советский и российский архитектурный критик, философ и урбанист, сформулировал идею города как культурного пространства, где человек свободен. Это не лозунг, а философия проектирования, в которой человеческое достоинство, идентичность, сценарий и смысл становятся первичными по отношению к нормам и функциям.
Город, по Глазычеву, — это не столько результат планирования, сколько пространство жизни, памяти и выбора. Он критиковал модернистский подход, в котором человек рассматривается как объект потока или нормы, и настаивал на том, что житель должен быть не потребителем среды, а её соавтором.
Ключевые принципы:
Градостроительство как сценарий, а не чертёж: проект — это рамка для действия, а не диктат формы;
Поддержка разнообразия и асимметрии: среда должна оставаться открытой к разным укладам и ритмам;
Культура важнее функции: город — это носитель смысла, а не просто удобства;
Свобода как условие формирования идентичности: пространство должно давать выбор, а не только обеспечивать норму.
Градостроительство как сценарий, а не чертёж.
Поддержка идентичности, асимметрии, свободы и участия.
III. Применение в Кишинёве: город как сцена идентичности
1. Исторический центр
Этнографический анализ выявляет сложную ткань исторического центра, где на протяжении десятилетий сосуществовали и взаимодействовали различные культурные уклады: еврейский, армянский, молдавский. Каждый из них проявляется в архитектурных деталях, планировочной структуре, хозяйственных привычках и религиозных институтах. Пространства памяти — синагоги, мастерские, дворы с виноградом и арками — формируют уникальный ансамбль, в котором культура выражается не в музеефицированной форме, а в живом быте, телесных привычках, мелких сценариях повседневности. Такой подход позволяет рассматривать исторический центр не как зону охраны, а как сцену культурного взаимодействия и бережного оживления.
Сценарии оживления исторического центра базируются на идее постепенного возвращения культурной жизни через локальные инициативы. Уличные выставки, организуемые местными художниками и ремесленниками, превращают городские стены и фасады в своеобразные галереи, оживляя пространство без капитальных вмешательств. Рассказы старожилов фиксируются в виде аудиогидов и табличек с QR-кодами, внося в улицы голос живой памяти. Возвращение мастерских — не просто ностальгия, а воссоздание производственно-ремесленной ткани, которая одновременно даёт занятость, активность и культурную идентичность району.
Пространства свободы включают в себя арки, дворики, проходные дворы, фрагменты старых переулков и полуразрушенные хозяйственные зоны, которые не попали в жёсткое регулирование. Эти элементы сохраняют возможность свободного перемещения, визуальных открытий и временных сценариев — от соседских встреч до спонтанной торговли. Их важность заключается не в архитектурной ценности, а в способности удерживать неформальные социальные связи и культурную пластичность. Именно через такие пространства город остаётся пригодным для жизни вне рамок регламента и шаблонов.
Создана визуальная карта восприятия, сценариев, таблица оценки района и инфографика стратегий оживления.
2. Рышкановка
Применение модели территориально-бытовой ячейки (ТБЯ) позволяет выявить сильные и слабые стороны организации повседневной жизни в районе. Шаговая связанность ключевых объектов — магазинов, аптек, школ и остановок — служит основой для оценки доступности. Ритмы жизни — утренние и вечерние маршруты, интенсивность передвижений по дворам и улицам — показывают, насколько район соответствует реальным сценариям обитания. Наличие и качество социальной инфраструктуры (садики, площадки, медицинские пункты) определяют комфортность среды для разных поколений.
Для оценки всех этих параметров всё чаще применяются современные инструменты: геолокационные опросы, сбор данных с мобильных устройств, тепловые карты активности, сенсоры движения и платформы краудсорсингового картирования. Эти методы позволяют не только фиксировать реальные траектории и поведенческие сценарии, но и учитывать временные изменения, сезонность, разницу между рабочими и выходными днями. Такой подход позволяет оценивать микрорайон не по абстрактным нормативам, а через призму его пригодности для жизни в течение суток и года, дополненную точной цифровой аналитикой.
Проверка маршрутов и повседневной пригодности района включает в себя картирование повседневных путей жителей: от дома до магазина, школы, остановки транспорта, аптек и зон отдыха. Изучаются основные точки притяжения и связи между ними, с учётом реального поведения, а не проектных схем. Это позволяет выявить узкие места, перегруженные маршруты, неучтённые короткие пути, и наоборот — зоны, которые не включены в повседневное использование. Кроме того, анализируются временные ритмы: утренние и вечерние пики, сезонные особенности, выходные сценарии. Для сбора и анализа таких данных могут использоваться современные технологии: мобильные трекеры, GPS-анализ, тепловые карты пешеходной активности, геолокационные опросы и платформы гражданского мониторинга. Такой подход даёт основу для планирования не только на карте, но и по живому опыту обитателей района, дополненному цифровыми следами их передвижения.
Визуализированная таблица и сценарная карта районной активности.
3. Центральный рынок и ул. Штефан чел Маре
Теория Гейла применяется к оживлению центральной части города через внимательное изучение телесного опыта человека в городской среде: как люди двигаются, где задерживаются, как взаимодействуют с фасадами, витринами, другими прохожими. Это не только наблюдение, но и сбор данных — в том числе через видеонаблюдение, GPS-трекинг, тепловые карты плотности пешеходных потоков. На их основе выявляются участки дискомфорта, пустоты, конфликтные точки или наоборот — зоны естественного притяжения и пребывания. Важно, чтобы городское пространство вызывало доверие, ощущалось как безопасное, разнообразное и телесно комфортное. На этом базируются предложения по размещению лавочек, активизации первых этажей, улучшению навигации, освещения и зонирования улиц по степени активности.
Предложения по оживлению улицы как культурной артерии основаны на превращении транспортного коридора в многофункциональное общественное пространство. Это включает размещение точек притяжения на уровне первого этажа (кафе, книжные лавки, мастерские), активацию фасадов через витрины и визуальные окна, улучшение пешеходной инфраструктуры: расширенные тротуары, доступность для маломобильных групп, озеленение и теневые зоны. Также предусматривается установка элементов городской мебели, мест для неформального общения, культурных событий и уличных выступлений. Освещение и архитектурные акценты ночной среды должны поддерживать чувство уюта и ориентации. Используются цифровые инструменты — такие как тепловые карты движения, онлайн-опросы и мобильные сенсоры — для настройки решений под реальные паттерны активности.
Для Центрального рынка предлагается создание новой структуры торговых маршрутов с учётом сезонных потоков, организация временных павильонов и уличной гастрономии, а также зонирование по типу торговли (фермерская продукция, ремесленные товары, культурные экспозиции). Предусматриваются навесы, тенты, места для отдыха, питьевые фонтаны. Акцент на атмосфере «места встречи» между поколениями и культурами: живая музыка, ремесленные мастер-классы, дни локальных сообществ. Всё это может быть поддержано гибкой системой аренды и интеграцией с цифровыми сервисами информирования и обратной связи.
Подготовлены визуальные примеры и "до/после"-иллюстрации для улицы и рыночных зон.
4. Буюкань
Соучастие и малые инициативы в районе проявляются через микроформы самоуправления и локального сценарного проектирования: жители инициируют благоустройство двора, восстановление кустарников, озеленение, организацию уличной библиотеки или уголка для обмена вещами. История конкретного двора становится основой для культурной идентичности микрорайона — через выставки, устные рассказы, документы, граффити и цифровые архивы. Коллективное программирование включает совместное принятие решений по использованию пространства: как разместить лавки, какие зоны оставить зелёными, где проводить встречи и мастер-классы. Эти инициативы поддерживаются через цифровые каналы связи (чат-группы, локальные платформы), малобюджетные конкурсы и взаимодействие с муниципалитетом по принципу "инициатива снизу".
Поддержка повседневного, а не проектного города означает приоритет условий для непрерывной, самоподдерживающейся жизни, а не создания формальных объектов ради отчётности. Это подход, в котором среда должна служить текущим нуждам жителей, а не соответствовать абстрактному плану. Повседневный город складывается из спонтанных практик, соседских ритуалов, повторяющихся действий и адаптаций. Поддержка такого города — это не столько инвестиции в большие проекты, сколько внимание к деталям: сохранение неофициальных проходов, доступных лавочек, неогороженных зелёных зон, мест для общения и коротких маршрутов. Современные технологии, такие как онлайн-карты, сбор обратной связи через мессенджеры и платформы микроинициатив, позволяют быстро реагировать на изменения в повседневной логике города и не терять её под давлением проектного мышления.
Построена визуальная карта сценариев, таблица оценки уличной жизни и модель оживления.
5. Общегородская система
Создана структурная карта компонентов управления развитием, визуализирующая взаимосвязи между ключевыми слоями: сценарным проектированием, бытовой пригодностью, культурной укоренённостью, уличной активностью, соучастием и институциональными механизмами. Карта построена в виде направленного графа, где каждый узел — это подход, а связи отображают влияние и взаимодействие между ними на разных стадиях проектного цикла. Такая визуализация позволяет видеть управление городом как координацию многослойной системы, где каждый элемент дополняет другой, обеспечивая адаптивность и целостность.
Построена интеграционная модель подходов, объединяющая гуманистические, культурные, поведенческие и институциональные аспекты планирования в единую систему. Эта модель визуализирует, как различные подходы (Манфорд, Джейкобс, Гейл, Раппопорт, Гутнов, Квинт, Алексеев, Глазычев) могут сосуществовать и дополнять друг друга на разных уровнях городского управления: от анализа среды до механизмов реализации. Визуально модель представлена как «урбанистический пирог» из шести слоёв: инфраструктура, повседневная пригодность, уличная жизнь, культурная среда, сценарное ядро и участие/управление. Это позволяет использовать её как аналитический и проектный инструмент при разработке стратегий устойчивого и чувствительного к контексту развития городов.
Разработана матрица стадий применения подходов, показывающая, как каждый из исследованных теоретических слоёв — культурный (Раппопорт), телесно-пространственный (Гейл), поведенческий (Алексеев), сценарный (Глазычев), бытовой (Квинт) и институциональный (Гутнов) — встраивается в проектный цикл: от исследования до реализации и коррекции. Каждая стадия — исследование, концепция, проектирование, реализация, обратная связь — сопровождается практическими инструментами: визуализациями, наблюдениями, цифровым сбором данных, сценарным моделированием. Дорожная карта оживления городской среды строится не как линейный план, а как адаптивная последовательность действий с участием жителей, на основе принципов свободы, культурной укоренённости и телесной комфортности среды, в духе манифеста Глазычева.
Вывод: Все рассмотренные подходы — от Манфорда и Джейкобс до Квинта, Рябинина и Глазычева — формируют не конкурирующие, а взаимодополняющие слои городской теории. Вместо доминирующего функционализма они предлагают видеть город как сложную живую среду, в которой важно учитывать повседневные практики, культурные различия, телесный опыт и свободу действия. В результате рождается новая модель управления городом: от абстрактной карты — к сценарию повседневной жизни, от стандартизированной функции — к личному и коллективному опыту, от централизованного проекта — к совместному проживанию, соавторству и адаптивности среды.
Эта модель получает практическое продолжение в рамках системного инструмента DAUF (Dynamic Adaptive Urban Framework), который позволяет интегрировать различные подходы в единую цифровую среду управления. Использование цифрового двойника города, сценарного моделирования и непрерывных воркшопов с участием ключевых акторов (жителей, проектировщиков, администраций, локальных сообществ) делает возможным гибкое, прозрачное и адаптивное управление развитием территории на всех стадиях — от анализа до совместной коррекции. В отличие от традиционных линейных моделей, DAUF обеспечивает постоянную способность реагировать на спонтанно возникающие изменения: изменения потребностей жителей, появление новых акторов, временные кризисы, трансформации локальных сценариев. Это позволяет не фиксировать развитие города в абстрактных планах, а вести его как живой, совместный и постоянно уточняемый процесс.
Комментариев нет:
Отправить комментарий